Ни разу я не сказал
К тому же пассивная роль майора Кульбашного не могла способствовать особому успеху этих начинаний. В конечном итоге, повторив еще раз уже в более спокойной форме просьбу отречься от брата, меня оставили в покое, и спустя некоторое время, необходимое стенографистке для заполнения протокола допроса, мне дали этот протокол. Внимательно с ним ознакомившись, прочтя его не менее трех раз, я его подписал.
Практически содержание...
Практически содержание протокола почти полностью отражало все, что имело место в ходе допроса. Насколько я помню, были смягчены некоторые наиболее резкие высказывания следователя против моего брата и его злые, порой злобные характеристики.
Мысленно я много раз после этого восстанавливал в памяти каждую деталь допроса.
Ни разу я не сказал ни единого плохого слова о брате. В октябре 1957 г. я был призван в ряды Советской Армии и проходил службу в Бакинском округе ПВО. Насколько я помню, примерно через месяц после прибытия в Баку, в известные Сальянские казармы, за мной вдруг приехала шикарная черная «Волга», и в сопровождении командира части я был доставлен в Главное управление КГБ по городу Баку.
Там были три человека, и все в ранге полковника, которые в течение двух часов вели со мной беседу в виде допроса.
Им было все известно об аресте моего старшего брата, а главная претензия ко мне состояла в том, что в личном деле я не упомянул об аресте одного из членов моей семьи. Вторая претензия была связана с тем, что когда меня принимали в бюро ВЛКСМ части, я также скрыл эти печальные подробности.
Начало беседы было посвящено краткому анализу преступлений моего брата и той роли, которую сыграл я (и которая была связана с нашей перепиской).
В выражениях полковники не стеснялись и награждали моего брата (правда, не прибегая к мату) самыми гнусными эпитетами. При этом они убеждали меня, что глубокое раскаяние спасет мою душу и станет достойным вкладом в борьбу советского народа с международным империализмом, возглавляемым тогдашним президентом США Д. Эйзенхауэром. Мне настойчиво советовали выступить на немедленно созываемом собрании бюро ВЛКСМ и раскаяться в том, что я не только скрыл подробности об аресте брата, но и не предал его анафеме.